ИСТОРИЯ "МАГИСТРАЛИ" в воспоминаниях: Дмитрия Cухарева, Владимира Войновича, Ларисы Миллер, Алексея Смирнова, Зои Шишковой, Михаила Садовского. |
ДМИТРИЙ СУХАРЕВ |
ЗАТЕПЛИ ОГОНЕК У нас в Москве самое главное всегда не там, где надо бы. Вспоминаю вторую половину 50-х - критический период развития моего литературного поколения. Стихотворцами числились сотни членов московской писательской организации. В каждом толстом журнале был отдел поэзии, в нем сидели два-три штатных литсотрудника во главе с завом. Казалось бы, есть структуры, которым положено задавать тон. Так нет же. Кому хотелось потолкаться среди профессионалов, окунуться в новизну созвучий, подвергнуть свои стихи бескомпромиссному критическому разбору, а то вдруг и встретить настоящего мастера, тот садился в метро и катил в сторону Комсомольской площади к Левину. Формально "Магистраль", которой командовал Григорий Михайлович Левин, считалась всего лишь кружком Центрального дома культуры железнодорожников. Фактически это был главный столичный литературный клуб. Где бы запел свои песни Булат, если бы не было "Магистрали"? В ней начиналась жизнь стихотворных сборников, обретали вес имена. То и дело "Магистраль" подвергали гонениям, запрещали, разгоняли, но клуб был неистребим, и в ногу с ним крепчала московская поэзия. Было замечательно видеть все это, участвовать в этом. "Чем клясть вселенский мрак, |
ВЛАДИМИР ВОЙНОВИЧ |
КАК Я СТАЛ ПИСАТЕЛЕМ "Когда вы начинали писать стихи, то ходили в литературные объединения или нет?- Ходил. Когда я начинал, то там где жил, никаких литературных клубов не было, но когда приехал в Москву, это было в 56-м году, то попал в литературное объединение "Магистраль", которым руководил Григорий Михайлович Левин. Кстати, в нем выросло довольно много известных писателей, например Булат Окуджава... - Искандер, по-моему... - Нет, Искандер там не был, но очень многие были: Александр Аронов, например, Игорь Шаферан... Нина Бялосинская, Эльмира Котляр... - А что дало вам литературное объединение? - Я приехал из провинции, мне было важно "вариться" в какой-то литературной среде. Литературное объединение и давало мне эту среду. Кроме того - это тоже было очень важно - я там слушал своих ровесников... Мы же все время там читали и обсуждали стихи. Я слушал обсуждения и часто то, что я слышал, мне не нравилось, то, что говорили на обсуждениях, мне тоже не нравилось. Я думал "надо не так, а так..." Понимаете, это мне помогало! Даже мое отрицательное отношение к тому, что я видел и слышал, тоже помогало мне саморазвиваться. Из интервью В.Войновича А.Шаталову. Канал КУЛЬТУРА. 26 сентября 2002 |
ЛАРИСА МИЛЛЕР |
ПАМЯТИ ГРИГОРИЯ МИХАЙЛОВИЧА ЛЕВИНА Где-то в середине 60-х я попала в литобъединение "Магистраль", которое вел поэт Григорий Левин. Помню поразивший меня своей смелостью доклад Владимира Леоновича о РАППе. Помню грустные стихи Яна Гольцмана, которые кончались строчкой: "А у белых у мышей - красные глаза." На занятиях "Магистрали" постоянно присутствовал вечно начинающий поэт с совершенно седой головой. Он всегда выкрикивал с места надтреснутым голосом какие-то задиристые фразы, открывал свой потрепанный школьный портфель, вытаскивал оттуда ворох бумажек, читал их, шевеля губами, и засовывал обратно. И надо всем этим царил высокий, стройный, темпераментный Григорий Левин. Однажды я показала Григорию Михайловичу стихи, написанные после поездки на Север. Конечно же, там было про белые ночи и про морошку. Дочитав до конца, Левин разочарованно сказал: "А я думал, Вы вспомните о Пушкине. Вы ведь знаете, что он перед смертью просил морошки." Григорий Михайлович заговорил о Пушкине, потом о Блоке, потом о ком-то еще. Мы вышли из Клуба железнодорожников, где собиралась "Магистраль", пошли по Каланчевке, дошли до Садового кольца, а Григорий Михайлович все говорил и говорил энергично и страстно о поэтах старых и новых, о поэзии и переводах, читал стихи свои, чужие, известные и неизвестные. Он знал мильон строк, имен, историй и готов был ими поделиться. Мы шли и шли, и кажется добрели до ЦДЛ, где и расстались. "Пишите и несите все, что напишите. Буду ждать." - сказал Григорий Михайлович на прощанье. Вспоминая эти, казалось бы, незначительные детали, пытаюсь хотя бы бегло обрисовать далекие 60-е, когда наряду с официозом (литературными генералами, пышными юбилеями и дежурными декадами) существовала другая, совсем другая жизнь. И "Магистраль" и "Знамя Строителя" были той форточкой, через которую мы дышали. Сейчас, когда распахнуто все, что распахивается, в форточках больше нет нужды. Однако возникли серьезные проблемы с воздухом. Воздух таков, что иногда хочется задержать дыхание. Но это уже иная тема. Опубликовано в журнале "Новый Мир", 1994г. |
АЛЕКСЕЙ СМИРНОВ |
ГУЛ МАГИСТРАЛИ ...В конференц-зале ВИНИТИ тихо переговариваются полтора десятка собравшихся. До сих пор меня окружали ровесники. Школа да Менделеевский институт – вот и весь мой жизненный опыт. А здесь – самый разнообразный букет возрастов, покорных поэзии, а как выяснится позже, и букет самых разнообразных профессий: библиотекарь и военный, редактор и слесарь, а еще девушка-скульптор, а еще «свой парень» – балагур и походник (он пока ничего не пишет, лишь прислушивается, приглядывается, «копит силы»…). По прошествии получаса, когда по академическим канонам пора бы и расходиться, в зале возникает оживление: «Шеф приехал!» Посмотрим… Вот он входит с загипсованной рукой на перевязи, с рассыпанными седыми волосами, не просто взволнованный, а прямо-таки всклокоченный! С места в карьер полтора часа говорит о Тютчеве с горячностью оратора-проповедника, упоенно цитируя, и это захватывает. Потом слово предоставляется мне. Собравшись с духом, начинаю – и меня слушают. Дочитываю – и это обсуждается. Познаю демократию на собственной шкуре: каждый говорит о моих стихах все, что хочет сказать он, а не то, что хотел бы услышать я. Это невыносимо. Нет привычки. А откуда ей быть? Постепенно понимаю, что кажущаяся разношерстность окружающих меня людей оборачивается многообразием опытов и мнений, ибо судят обо мне не просто пятнадцать пишущих душ, а пятнадцать мировосприятий в трех поколениях. Левин держит ручку в горсти, стесненной гипсом. Что он пишет – загадка, а вот что он обо мне думает – становится достоянием всех. Студийная стихия – это предгрозовое напряжение во время чтения, разряды мнений при обсуждении и затишье после бури, когда все идут к метро одной гурьбой, не оставив на сердце зла. Павел Антокольский сказал когда-то: «Магистраль» напоминает мне студию Вахтангова». Когда я думаю о том, что поддерживало в Левине потребность заниматься со студийцами, возиться со многими из нас – в доме у него постоянно толпился народ, а звонки в дверь чередовались с телефонными, – то, по-моему, разгадка состоит в страстном желании открывать новые таланты, не упустить их, вовремя подхватить, дать им крылья. Он сам говорил:
Талант открыть – ...Вы когда-нибудь смотрели со стороны на зрительный зал, слушающий больших поэтов? Это удивительное зрелище. Лица просветляются. На них со всей естественностью меняются эмоции: то они печальны, то напряжены, то задумчивы, то расцветают улыбками… В зале становится легче дышать. Он словно наполняется озоном! Но это не озон грозы. Это озон духовной свободы. Его ощущение ни с чем не сравнимо. Уходит все внешнее, казенное, притворное, докучное, напускное. Хаос жизни превращается в космос звучащего слова. И тогда «Магистраль» начинает гудеть, как гудят натянутые рельсы в предчувствии летящей «Стрелы»… Опубликовано в книге Алексея Смирнова "ИМЕНА". На фото - Б.Окуджава, Б.Слуцкий, А.Смирнов. Осень 1975 года. Совещание молодых писателей в Софрино. |
ЗОЯ ШИШКОВА |
"ХОРОШО, КОГДА ЧЕЛОВЕК, УХОДЯ, ОСТАВЛЯЕТ ПЕСНЮ" ...В шестидесятые годы прошлого века в школе-интернате для слепых детей, где я училась, как и в других школах, были любители литературы, свои поэты и писатели, организовывались литературные кружки. Однажды воспитатели собрали "Цвет литературной молодежи" школы и привели в районный дом культуры на занятие литературного объединения, которым руководил Григорий Михайлович Левин. Нас это занятие потрясло. Читаемые стихи показались замечательными, люди - интересными и очень умными, а руководитель сразу покорил тем, что знает много стихов, прекрасно их читает, интересно рассказывает. И еще мы были покорены радушием, с которым приняли нас, новичков да к тому же незрячих. С тех пор многие из нас стали с нетерпением ждать очередного занятия. Мы быстро подружились и с руководителем, и со многими членами объединения. Вскоре они стали частыми гостями в нашей школе. Помню, однажды отмечали день рождения сразу всех, родившихся в определенные месяцы - была в школе такая традиция. Пригласили на праздник Григория Михайловича, и он охотно согласился. И навсегда сохранились в памяти не только у новорожденных его прекрасные шутливые стихотворные подарки виновникам торжества. Он открыл нам многих поэтов известных и неизвестных, научил отличать истинную поэзию от поэтической красивости. А как он читал стихи! Свои же стихи читал мало и редко, как бы по необходимости и почти всегда одни и те же, наверно потому, что эти стихи проще для восприятия. И еще потому, что скромным был, себя как бы на второй план ставил. Зато использовал любую возможность, чтоб опубликовать стихи своих питомцев. И еще запомнилось: при разборе даже самых слабых стихов всегда отыскивал в них хоть одно точное слово, хоть одну сильную строчку, чтобы поддержать молодого поэта. Тогда отмечался ежегодный день поэзии и однажды Григорий Михайлович пригласил нас, школьников, на этот праздник в свое главное литературное объединение - в Магистраль. Там, благодаря Григорию Михайловичу, мы впервые услышали и увидели живого Окуджаву... Вот одно из стихотворений Григория Михайловича. Привожу его по памяти:
Хорошо, когда человек, |
МИХАИЛ САДОВСКИЙ |
МАГИСТРАЛЬ
Оглянемся назад. В середине пятидесятых, после смерти тирана всех веков и народов, наступила "оттепель" (по меткому названию повести Ильи Эренбурга). В эту пору засверкала сначала в литературной среде Москвы, а потом и в кругах широкой интеллигенции, особенно молодой, "Магистраль" — литературное объединение. Возглавил это литобъединение, принадлежащее железнодорожникам, выдающийся литературный педагог, поэт Григорий Михайлович Левин... Здесь, вокруг этого бескорыстного эрудита и энтузиаста, собрались десятки людей, ставших вскоре яркими ячейками литературной мозаики последующих десятилетий. В ущерб своему времени и здоровью Григорий Михайлович занимался судьбами ВСЕХ, кто к нему приходил и в кого он поверил, не взирая на нездоровье, хроническое отсутствие денег, времени и, вообще-то говоря, небольшие возможности в том смысле, что он не занимал никаких официальных постов, его главными аргументами были: доброе имя, эрудиция и фамилии людей, уже оперившихся в "Магистрали". Читатель, если вы — любитель поэзии, имена, которые сейчас прочтёте, скажут вам очень много, если нет — постарайтесь запомнить их и найти книги, подборки этих авторов в разных журналах и газетах — они доставят вам радость. Для меня эти имена звучат, как несмолкаемый, хорошо знакомый, радостный аккорд. Не по алфавиту или какому другому принципу, а как подсказывает память делюсь с вами. В "Магистрали" занимались Булат Окуджава, Нина Бялосинская, два Виктора — Гиленко и Забелышинский, Саша Аронов, Алла Стройло, Владимир Львов, Елена Аксельрод, Эльмира Котляр, Наталья Астафьева, Владимир Леванский, Павел Хмара, Хулио Матеу, Владимир Леонович… Люди приходили и уходили, появлялись редко, когда выбирались на простор литературы, но никто из побывавших тут, на занятиях, не прерывал уже никогда своей связи с этим сообществом и, конечно, Григорием Левиным...
|